Жены и дочери. Мэри Бартон [сборник 2023] - Элизабет Гаскелл

Эме в суете Лондона и в лондонской веселой жизни, но, хотя с каждым днем девушка чувствовала себя все более и более одинокой в чужой стране, она всеми силами старалась исполнять свой долг. Однако одного прикосновения доброты оказалось достаточно, чтобы забил фонтан и они с Осборном, естественно, погрузились в идеальное состояние любви, от которого их грубо пробудило негодование матери семейства, когда случай открыл ей привязанность, существующую между бонной ее детей и молодым человеком, принадлежащим к совершенно иному классу общества. Эме правдиво отвечала на все вопросы своей хозяйки, но ни житейская мудрость, ни уроки, которые можно извлечь из чужого опыта, ни в малейшей степени не поколебали ее абсолютную веру в своего возлюбленного. Возможно, миссис Таунсенд не более чем исполнила свой долг, отослав Эме назад в Метц, где впервые ее встретила и где, как можно было предполагать, живет какая-то оставшаяся у девушки родня. Но в целом, ей было известно так мало о том, к каким людям и на какую жизнь она отправила свою низвергнутую протеже, что Осборн, выслушав в нетерпеливом возмущении лекцию, которую прочла ему миссис Таунсенд, когда он настоял на встрече с ней, чтобы узнать, что сталось с его любимой, поспешно отправился прямиком в Метц и молниеносно женился на Эме. Все это случилось предыдущей осенью, и Роджер узнал о шаге, предпринятом братом, лишь тогда, когда этот шаг сделался необратимым. Потом наступила смерть матери, которая, помимо простоты и очевидности своей всепоглощающей скорби, принесла с собой потерю доброй, нежной посредницы, всегда умевшей смягчить и направить отцовское сердце. Однако сомнительно, что даже ей удалось бы это, поскольку у сквайра были великие, даже грандиозные планы относительно жены своего наследника. Он терпеть не мог всех иностранцев, а католики внушали ему ужас и отвращение, сродни той ненависти, которую его предки питали к черной магии. Все эти предрассудки усиливались его горем. Доводы всегда отскакивали, не причинив вреда, от его щита полной нелогичности, однако добрый порыв мог в счастливый момент смягчить его сердце к тому, что он сильнейшим образом ненавидел в былые дни. Но счастливые моменты теперь не приходили, а добрые порывы подавлялись горечью его частых угрызений совести не менее, чем его растущей раздражительностью, поэтому Эме одиноко жила в маленьком коттедже близ Уинчестера, где Осборн поселил ее сразу, как она приехала в Англию уже в качестве его жены, и окружил изящной обстановкой, ради которой и вошел в такие большие долги. Дело в том, что Осборн руководствовался в покупках своим утонченным вкусом, а не ее детски простыми желаниями и предпочтениями и смотрел на маленькую француженку скорее как на будущую хозяйку Хэмли-Холла, чем как на жену человека, который в настоящее время всецело зависит от других. Он выбрал южное графство как наиболее удаленное от тех средних графств, где имя Хэмли из Хэмли было широко и хорошо известно, так как не желал, чтобы его жена хотя бы и на время приняла имя, которое не принадлежало бы ей по закону и справедливости. Во всем этом устройстве он с искренней готовностью стремился всецело исполнить свой долг по отношению к ней, и она платила ему страстной преданностью и восторженным благоговением. Если его тщеславие встретило преграду, если его достойное стремление к университетским отличиям потерпело крах, он знал, куда идти за утешением, где искать утешительницу, чьи хвалы лились потоком так, что слова, толпясь, не поспевали за мыслью, чей крохотный сосуд негодования изливался на каждого, кто не признавал достоинств ее мужа и не склонялся ниц перед ними. Если ей когда-нибудь и хотелось поехать в «замок» — которым был для нее дом мужа — и быть представленной его семье, Эме никогда об этом не обмолвилась и словом. Единственно, чего она жаждала и о чем молила, — это чтобы муж чуть больше бывал с нею; и веские доводы о необходимости для него так подолгу отсутствовать убеждали ее, когда он был рядом с нею и приводил эти доводы, но они теряли всякую силу, когда она пыталась воспроизвести их для себя в его отсутствие.

К концу того дня, когда приезжал лорд Холлингфорд, Роджер, шагая через три ступеньки, поднимался по лестнице и на повороте столкнулся с отцом. Это была их первая встреча после разговора о приглашении на обед в Тауэрс. Сквайр остановил сына, став прямо у него на пути.

— Собираешься ехать на встречу с этим мусью, мой мальчик? — сказал он полуутвердительно-полувопросительно.

— Нет, сэр. Я почти сразу послал с Джеймсом записку с отказом от приглашения. Для меня это не важно, то есть это большого значения не имеет.

— Зачем было ловить меня на слове, Роджер? — раздражительно сказал отец. — Все меня нынче ловят на слове. Неужели нельзя человеку немного посердиться, когда он устал и у него тяжело на сердце?

— Но, отец, я ни за что не хотел бы оказаться в доме, где к вам выказали неуважение.

— Нет-нет, мой мальчик, — слегка оживившись, ответил сквайр. — По-моему, это я выказал неуважение к ним. Они меня приглашали на обед после того, как милорда сделали наместником, раз за разом, а я у них ни разу не появился. Я считаю, что это я выказал к ним неуважение.

Ничего больше не было сказано на этот раз, но на другой день сквайр вновь остановил Роджера:

— Я тут заставил Джема примерить ливрею, которую он года три или четыре не надевал. Он слишком растолстел для нее.

— Ну, так ему не надо больше ее носить, правда? А парень Доусона будет ей только рад — у него совсем худо с одеждой.

— Да-да, но только кого же послать с тобой, когда ты поедешь в Тауэрс? Будет только вежливо съездить, после того как лорд Как-его-там взял на себя труд приехать сюда. Но я бы не хотел, чтобы ты ехал без грума.

— Дорогой отец, я не представляю, что мне делать с человеком, который едет у меня за спиной. Я сам могу найти дорогу к конюшне, или там будет кто-нибудь, чтобы взять у меня лошадь. Не беспокойтесь об этом.

— Ну, ты не Осборн, уж это точно. Может быть, с твоей стороны им это и не покажется странным. Но ты должен держаться достойно. И не забывай: ты из тех Хэмли, что жили на одной и той же земле сотни лет, а они — мишура, виги и появились в этом графстве только при королеве Анне.

Глава 28

Соперничество

Несколько дней